Пегас прилетел на Геликон и так стукнул копытом о вершину горы, что та с перепугу вернулась к исходному размеру, музы разбежались, а из горы начал бить источник Гиппокрена. Как говорится, в огороде бузина… При чем тут поэты? Неужели греческие поэты шли на гору с кувшинами и, напившись, несли воду про запас? Или, может, нанимали для того специальных носильщиков? Да и что за вода такая — ни один источник не вдохновляет, а этот вдохновляет?

Но истина, оказалось, таилась не в воде, а в музах. Музы поэзии и иных искусств вскоре прослышали о чудесной Гиппокрене и стали собираться там на прохладной вершине, в сени дерев, в жаркие дни, купаться и водить хороводы вокруг источника. Таким образом вдохновлялись сами музы, а вдохновившись, мчались к преданным им поэтам и вдохновляли тех всеми доступными им способами.

Поэтому, когда Пушкин писал, обращаясь к Батюшкову:

он как бы отнимал у муз их законное право быть переносчицами вдохновения.

Впрочем, что музам обижаться, ведь Пушкин лукавил. Он же был «невыездной» и ни разу не побывал в Греции. Это видно из стихотворения — все музы знают, что вода темно — фиалковая, а Пушкин думал, что светлая.

***Кентавры***

С настойчивым стремлением отыскать генеалогию любой мифологической мошки, создатель «таблицы мифов» нашел прародителей кентавра. Честно говоря, до того как приняться за эту книгу, я полагал, что кентавры — народец, подобный нимфам или амазонкам. Но ничего подобного — у кентавров обнаружился отец, а вот вопрос о матери остался открытым.

Оказывается, кентавры пошли от Иксиона, царя лапифов, отца Пейритоя. Высокими моральными качествами Иксион похвастать не мог — тестя убил, не желая платить выкуп за невесту, к Гере, жене простившего его Зевса, с наглыми предложениями приставал… Правда, Зевс к этому отнесся с юмором, хотя и черным, и в решительный момент подменил свою жену облаком, сделанным точно по ее образу и подобию. Иксион накинулся на облако, подобно жеребцу, и облако — только на Олимпе такое могло случиться! — забеременело. Да не одним младенцем, а стадом кентавров мужского пола. Судя по всему, их было не менее нескольких десятков. И все кричат на весь, Олимп Иксиону: «Папа!» Так что всю семейку выгнали с Олимпа.

Из кентаврят выросли разнообразные характеры. Некоторых мы знаем по именам, другие вели себя, как животные, и отличались от коней лишь склонностью к алкоголизму.

Нет единого мнения, как они выглядели, На наиболее древних монументах и вазах их изображали как коней с человеческими головами, Но уже на храме Зевса в Олимпии кентавр изображен в виде коня с торсом человека. Оно и понятно: если у кентавра не было рук, то чем бы он держал чашу с вином?

Историки не без оснований считают, что в кентаврах греки, не знавшие в архаическую эпоху верховой езды, отразили свои ощущения от встречи с кочевниками, которых они восприняли как единое целое со своими конями.

Во времена Рима, когда не только философами, но и поэтами овладел скептицизм, Лукреций в своем опусе «О природе вещей» утверждал, что кентавр не может существовать. Как бы вы, уважаемый читатель, аргументировали такое заявление? Лукрецию не откажешь в остроте ума: жеребенок, напоминает он, становится взрослым в три года, а человеческое дитя в этом возрасте только — только начинает говорить. Как совместить жеребца, желающего жениться, и вчерашнего младенца?

С кентаврами связано немало мифов, в которых они выступают то индивидуально, то всем стадом. «Кентавромахия», или «Война с кентаврами», — сюжет фриза Парфенона в Афинах.

Началось все с того, что Пейритой, законный сын развратника Иксиона, выросший в славного богатыря — не чета отцу, решил помериться силой с Тесеем. Битвы не вышло — противники полюбились друг другу, и Пейритой пригласил Тесея на свадьбу с Гипподамией. На свадьбе оказались и кентавры, что не удивительно, если учесть, что Пейритой признавал этот буйный копытный народ своим коллективным братом.

Упившись до посинения, кентавр Евритион накинулся на невесту, намереваясь ее изнасиловать. Его примеру последовали братья, бросившиеся на прочих дам.

Греческие герои, пришедшие на свадьбу, встали па защиту своих дам, и в последовавшем бою полегло большинство кентавров. Но их осталось достаточно, чтобы повоевать с Гераклом, который попал в гости к мудрому кентавру Фолу, и тот решил его угостить вином, забыв, что вино у него общее с собратьями. Разумеется, те прибежали и начали скандалить. А Геракл со скандалистами расправлялся безжалостно — отравленными стрелами он перестрелял множество кентавров, которые были виновны лишь в любви к спиртному. Увлекшись, ранил своего друга и учителя — кентавра Хирона, и тот так мучился от отравленной стрелы, что добровольно ушел на тот свет.

Хирон и Фол — кентавры умные и добрые. Судьба их сложилась трагически.

Был еще один кентавр, известный под именем Несс. Ему также не повезло — встретил Геракла. Этот, видимо, один из последних (если не последний), кентавр работал перевозчиком через реку Эвену. Как назло, его услуги понадобились Гераклу, который велел кентавру перевезти свою невесту Деяниру. Кентавр решил не переправлять красавицу на дальний берег, где ее уже поджидал Геракл, а увезти к себе для продолжения рода. Геракл, разумеется, прошил Несса стрелой. Мстительный кентавр собрал свою кровь в баночку, вручил холодеющей рукой Деянире и сообщил, что этой кровью она должна будет смазать одежду Гераклу, если почувствует, что тот ее разлюбил, после чего тот полюбит ее сильнее прежнего. Через несколько лет доверчивая Деянира так сделает и угробит мужа — кровь злого кентавра окажется отравленной. После его смерти о кентаврах более не сообщается.

Но воображению трудно остановиться на достигнутом. Достигнутое, каким бы фантастичным ни казалось, остается в прошлом, а воображение делает еще шаг вперед… и обнаруживает свою скудость.

Это отлично видно на примере лошадиных дел — изобретении существ, сочетающих в себе коня и какое — либо из сказочных животных, «построенных» по принципу «а почему бы и нет?». К ним относится тварь, придуманная, как утверждает в своем бестиарии Борхес, Людовико Ариосто в XVI веке на страницах «Неистового Орландо». В античное время Вергилий, в качестве примера невозможного, утверждал, что нельзя скрестить грифона и лошадь. Его комментатор Сервий разъяснял, что в качестве плода от такого союза должен появиться гиппогриф — до пояса орел, а дальше конь.

А вот как описывает гиппогрифа Ариосто: «… Произошел он от союза грифона и кобылицы. От отца он унаследовал перья, крылья, лапы и голову с клювом. Все остальное он взял у матери и зовется гиппогрифом. Они изредка спускаются с Рифейских гор, лежащих за ледовым морем».

Еще одним примером монстра можно считать потомков Тритона, сына Посейдона, который и сам — чудовище, достойное включения в наш бестиарий.

Человеческого в Тритоне — лишь нос и, может быть, глаза. Рот звериный, без губ, из него торчат желтые клыки. Вместо волос — водоросли, перед ушами — жабры, руки покрыты ракушечным панцирем, а ниже пояса он — дельфин.

Со временем Тритон из сына Посейдона был превращен сказочниками в целую категорию морских тварей, подобно нереидам или сиренам. Его стали писать с маленькой буквы, что открыло широкое поле для сказочных мутаций.

Так, тритона с рыбьим хвостом и передними ногами коня стали именовать Гиппокампом, а кентавра с торсом и головой тритона — Кентавротритоном, но что представлял собой Ихтиокенавр, можно лишь гадать… и не угадать. Вернее всего, это кентавр с рыбьим хвостом вместо задних ног.

Очевидно, в колесницу морского бога Посейдона запряжены именно Гиппокампы — так как они лучше других чувствуют себя в воде.